Крах...

Виктор стоял в широко распахнутом дверном проеме банкетного зала, привычно расставив ноги и заложив руки за спину. Он молча и невозмутимо смотрел на гуляющий "корпоратив", на прилично одетых мужчин и женщин, уже выходящих за рамки благопристойного поведения, что-то кому-то кричащих, поющих и снова пьющих… В душе его поднималась привычная волна презрения, смешанного со скрытой завистью.
«Почему я не могу позволить себе вот так же отпраздновать с друзьями и подругами свой день рождения? Чем эти скоты лучше меня? Может, у них, как раньше говорили, кровь голубая? Чёрта с два! Все эти ублюдки только напяливают маски приличия на свои холеные морды, но вот нажрались, напились и стали самими собой, как есть. Драться, конечно, не будут, потому что настоящих мужиков здесь нет, но баб под занавес разбирать начнут, повезут, кто куда…» - размышлял сержант милиции, осматривая находившийся на маршруте его патрулирования ресторан. Сюда он зашел один, оставив напарника ждать на улице.

- Здравствуй, Витенька! – слащаво, приветливо подкатился к нему колобком невысокий раскормленный администратор. - У нас всё в порядке, но уж к закрытию ты, как обычно, подойди.
Виктор согласно кивнул, еще раз окинул цепким взглядом гуляющую компанию и вышел на улицу.
Холодный осенний ветер стегнул по лицу. Виктор зябко поежился, повыше поддернул «молнию» куртки и неторопливо зашагал по усыпанному мокрыми листьями тротуару, обходя лужи. За ним неотлучно следовал стажер, только что окончивший курсы первоначальной подготовки УВД. Они уже третью смену дежурили вместе, но Виктор почти не разговаривал с ним. Он вообще не любил разговаривать с кем-либо, предпочитая в мыслях рассуждать с самим собой…

Виктор ненавидел людей и не скрывал этого от самого себя. Это чувство давно выросло в нем, точнее – выросло вместе с ним. Оно дало ростки, когда он, белобрысый шкет, прятался на полатях над русской печкой от пьяного отца, который, ухватив с гвоздя старый потрескавшийся солдатский ремень с тяжелой бляхой, искал по всей избе хоть кого-нибудь, чтобы выместить свою злобу и боль по неудавшейся житухе. Это чувство росло в нем, когда мать на старенькой швейной машинке к первому сентября наставляла ему короткие прошлогодние штаны. Нельзя сказать, что у Витьки было голодное детство. Он никогда не уподоблялся питерским блокадникам, и у него не вызывала восторг хлебная корка. Но он никогда не ел вкусно и вволю, его никогда не баловали сладостями и фруктами, если не считать яблок и слив из чужих садов, добытых бесплатно и собственноручно.

У Витьки никогда не было карманных денег, и это угнетало его больше всего, когда он стал подростком. Ему было противно воровать из карманов отцовской фуфайки помятые сигареты, выгребать завалявшуюся мелочь. По вечерам он с завистью смотрел на огни большого города, заревом освещавшие половину черного неба. Особенно били по нервам вспышки праздничных салютов, на которые не скупился город, демонстрируя окрестным деревням свое благополучие. Как и многие из его сверстников, Витька мечтал вырваться из нищего захолустья, жить богато и достойно в большой чистой квартире, купаться каждый день в белой сверкающей ванне, ездить на шикарной машине. И с каждым годом все большее и большее отвращение вызывала в нем родная покосившаяся изба с подгнившими венцами, всепоглощающая сельская разруха, безысходность и уныние. Он кое-как окончил школу и ожидал призыва в армию как единственной возможности перемен в своей серой жизни.
Не по годам широкие плечи и крепкая шея быстро определили в райвоенкомате армейскую судьбу Виктора. Его призвали в ВДВ. Здесь он лишился последних остатков жалости и сострадания, еще теплившихся в нем с детства. Этому вполне способствовала воспитываемая двадцать четыре часа в сутки установка на безусловное выполнение приказа. Эта установка исключала саму возможность мыслить самостоятельно, а уж тем более – оценивать приказ с позиций собственной совести и морали.

Его перебросили на Северный Кавказ, где он понял, что убивать людей совсем несложно. Нужно просто хорошо прицелиться и плавно нажать на спуск, после чего увидеть, как мишень нелепо взмахнула руками и опрокинулась навзничь, а это означало, что ты произвел точный выстрел.
В часы досуга он с удовольствием вызывал на рукопашный поединок кого-нибудь из новобранцев покрепче и, несмотря на отказ драться с ним, бил и бил соперника в лицо, пока тот, озверев от обиды, не бросался в смертный бой. Вот тогда Виктор двумя-тремя отточенными, выверенными ударами вырубал молодого, искренне веря, что только таким образом можно воспитать настоящий мужской характер.
Виктору предлагали службу по контракту, обещая приличную зарплату, но он не был патологическим убийцей и прекрасно понимал, что когда-нибудь сам может стать мишенью, а это не входило в его планы.
Он вернулся домой, но только для того, чтобы повидаться с отцом, матерью и сестрами, чтобы еще раз убедиться, что его деревня – не место для достойного существования. И Виктор оказался в городе, на курсах первоначальной подготовки УВД, а через три месяца новоиспеченный милиционер патрульно-постовой службы, получив койку в общежитии, приступил к исполнению обязанностей в одном из городских отделений милиции.

Первый шаг к заветному благополучию был сделан. У Виктора появились карманные деньги, он мог позволить себе купить и бутылку водки на вечер, и приличную закуску в универсаме. Мог взять шампанское, цветы и шоколад, идя на встречу с очередной знакомой, мог проехать вместе с ней на такси. Достигнутые им высоты он особенно ярко ощущал во время своих редких приездов в деревню, когда видел окончательно спившегося, жалкого отца, больную замурзанную мать и старшую сестру, нянчившую неведомо от кого прижитого ребенка. Виктор всегда приезжал в форме, что позволяло не тратиться на дорогу, а также пройти по родной деревне под восхищенные взгляды земляков. Он никогда не ночевал дома да и не задерживался более чем на пару часов, многозначительно ссылаясь на службу, оставив пакеты с привезенными продуктами и немного денег. У него даже не возникало чувства жалости к родным; выйдя за калитку, он просто испытывал облегчение, как будто наконец-то окончил неприятную, унизительную работу.
Но человеку энергичному свойственно не ограничиваться достигнутым, и милиционер ППС Виктор Семенов быстро утратил первоначальную эйфорию. Хотелось большего. Хотелось собственной хорошей квартиры, хотелось ездить на личном авто, как его более благополучные коллеги. Он быстро понял, что не только звездочки играют здесь решающую роль. Деньги можно иметь и без офицерского звания, достаточно просто иметь погоны. Виктор очень скоро усвоил, что деньги – вот они, рядом, вокруг, нужно их только увидеть, разглядеть, суметь взять. Деньги – они как грибы в осеннем лесу. Идешь по усыпанному золотой листвой мелколесью – и не видишь ничего. А остановишься да присядешь, внимательно вглядываясь – и вот они! Один грибок спрятался в листьях, второй торчит бугорком, третий…
И он хорошо вгляделся в свою территорию, знал все кормные точки, точно определял, с кого из подгулявших мужичков можно поиметь и отпустить восвояси, а кого придется ради показателей в службе все-таки доставить в отделение, от души сунув пару раз под ребра свой железный кулак. Он ненавидел богатеньких и городскую «золотую» молодежь той естественной ненавистью, которая всегда была составляющей психологии нищих. Он беззастенчиво выгребал карманы пьяных куркулей, прежде чем затащить их в отделение, с невозмутимым видом забирал полагающуюся ему часть вечернего навара у администратора ресторана и хозяев кафе.

… Виктор шел по улице, не замечая редкого дождя, не обращая внимания на идущего рядом с ним напарника. Дойдя до невзрачной забегаловки с коротким, но громким названием «Уют», он вновь бросил коллеге: «Подожди здесь!» и нырнул в дверь подсобки. Через минуту он вышел, застегивая куртку.
Ничего необычного в этот вечер не было, всё шло по привычной схеме. Подобрали поближе к отделению прилично одетого мужика в подпитии, который, пошатываясь, стоял у автобусной остановки. Как водится, мужик заартачился, увидев вывеску «Милиция». Виктор отправил напарника в дежурную часть за подмогой, а сам крепко приложил мужику в печень и скоренько обшарил его карманы, пока тот корчился от боли. Оформили доставленного по протоколу и вновь вышли вдвоем на маршрут.

Около одиннадцати Виктор подошел к ресторану, привычно приказал напарнику: «Подожди!» и открыл дверь, но тот со словами «Я сигарет возьму» вошел следом. Прошли через зал к бару, где напарник остановился, а Виктор шагнул в подсобку к администратору, взял протянутые ему купюры, расстегнул «молнию» куртки и сунул деньги в потайной карман.
Он не успел вынуть правую руку из расстегнутой куртки, как был намертво схвачен с двух сторон невесть откуда появившимися крепкими людьми в штатском. Один из них жестко приказал:
- Не двигаться! Служба собственной безопасности УВД!
К Виктору подошел его «стажер», вынул из кобуры Виктора пистолет, запасную обойму, выудил из кармана служебное удостоверение. Администратор ушел на кухню за понятыми, а Виктор, застегнутый в наручники, сидел на стуле посреди каморки администратора и мысленно казнил себя:
«Надо же, не углядел… Как красиво они мне своего человека подставили! Теперь понятно, почему Андрюха вдруг в отпуск ушел, а ведь хотел зимой на свадьбу взять. Значит, знал друган, но не предупредил, сука… А ведь вместе работали, делились!»
В присутствии двух перепуганных поварих изъяли из карманов деньги, упаковали в пакет, опечатали, оформили протокол.

Ночь Виктор провел без сна… Его страшила мысль о возможном крушении всех его надежд на безбедную жизнь. Чем жить дальше?
Утром начальник УВД отдал распоряжение своему заместителю по кадрам:
- Уволить, к черту, этого пэпээсника, не хватало еще такой мелочью репутацию портить!
Виктор получил свою трудовую книжку, но нести ее в другое место не спешил. Решение скоро созрело…

Через пару недель он с бритоголовым мордатым напарником уже объезжал знакомые точки и собирал дань. Теперь суммы были весьма ощутимые, не то что прежние его жалкие подачки. Правда, эти деньги он не мог взять себе, их надлежало привезти и сдать, после чего в установленные сроки получить свою долю. Сколько должен платить каждый из торгашей и владельцев питейных заведений – решал не Виктор, но он обязан был вовремя разрешать проблемы, которые могли возникнуть у добропорядочных плательщиков.

Впрочем, особых проблем не возникало, лишь один раз двое каких-то деревенских оглоедов попытались пощипать владельца киоска возле кинотеатра. Тот, хитрец, сказал им, чтобы пришли завтра вечером, а сам позвонил Виктору. Пригодилась армейская подготовка - ребята оказались крепкими, поэтому Виктор поработал по полной программе. Забросили вместе с напарником бесчувственных связанных рэкетиров на заднее сиденье джипа, вывезли за город. Располосовали ножами в клочья штаны и трусы, пообещав в следующий раз отхватить заодно еще кое-что, и в таком виде прогнали прочь…
Виктор не раз теперь ловил себя на мысли, что он выполняет почти ту же работу, что и прежде. Он появляется, чтобы соблюсти порядок, а ему за это платят. Более того, теперь он не связан законом и совершенно свободен в выборе средств.
А весной Виктор спроворил себе старенький «паджеро». С виду и не скажешь, что машине уже десять лет, смотрится еще ничего. Из ментовской общаги он съехал сразу же после увольнения, поселился у одной из подруг, благо, этого добра у него хватало. С покупкой жилья не спешил, ждал, пока подвернется удачный вариант с одиноким дедом-алкашом, собственником квартиры поближе к центру. Главное, такого найти, а уж вывезти его куда-нибудь на укромную дачу, чтобы за неделю-другую уговорить подписать дарственную – не проблема.
Наконец, с помощью знакомой из центра регистрации был найден подходящий дед – собственник двухкомнатной, сталинской постройки, квартиры с высоченными потолками. Прокачали биографию старичка, подъехали к нему, как к ветерану Черноморского флота, с соответствующей легендой… Пьяного дедушку бережно погрузили в машину – и он растворился в звенящей летней ночи. А через месяц (стойкий оказался морячок!) желанная дарственная была в руках у Виктора. Правда, получение ее было связано с одним неприятным условием: тихо и надежно убрать теперь уже ненужного старичка должен был лично он, Виктор. Поморщился он, услышав такое задание, но не зря же его в свое время учили исполнять приказы, не обсуждая…

Новоселье Виктор отмечал так, как когда-то мечтал – в банкетном зале ресторана, шумной компанией, под кокетливые визги шикарных «телок». Он даже не знал, сколько стоил его банкет, этот вопрос решили его старшие товарищи. Виктор пил, ел, клялся в вечной верности браткам и был счастлив. Ночью, пошатываясь, он вышел из ресторана, поддерживаемый откуда-то появившейся возле него крашеной брюнеткой. Кажется, за столом ее не было.
- Ты кто? – тупо глядя на девицу, спросил Виктор.
- Я – Кристина, - ответила она и еще теснее прижалась к нему, охватив за талию.
- Ладно, поехали, - решил Виктор и махнул рукой в сторону своего джипа.
Запустив двигатель, Виктор немного собрался.
- Куда едем? – спросил он новую подругу, не собираясь, естественно, везти ее к себе на квартиру. Та ответила, адрес оказался на окраине города.
Через два квартала его, не обращающего ни малейшего внимания на светофоры, попытался остановить наряд ДПС, но Виктор сшиб правым крылом мента в светящейся портупее, прибавил газу и рванул по встречной полосе. Нечастые встречные водители шарахались куда попало, стараясь избежать смертельного лобового столкновения. Это создавало дополнительные сложности его преследователям, с сиреной следовавшим по пятам. Виктор мчался к мосту. Там, по ту сторону реки, была его вотчина, там он знал каждый укромный уголок, все неисповедимые проходы и проезды. Там он мог спрятать не только свой джип.
У моста его уже поджидали. Виктор усмехнулся, увидев одиноко стоящую «шестерку» с мигалками на крыше и отчаянно машущего ему жезлом мента. Отвесив хорошую затрещину визжащей девице, попытавшейся вцепиться в баранку, он лихо сманеврировал, на скорости объехал «шестерку» и помчался по свободному мосту. Виктор выжал все, что мог дать его «паджеро», благо, встречных машин не было. Еще несколько секунд – и он будет свободен как ветер.
Но через несколько секунд он увидел, что желанный выезд с моста полностью перекрыт двумя огромными фурами и резко вдавил тормоза. Его машину швырнуло влево, она со скрежетом прошлась левым бортом по высокому бордюру. Огромная, еще не погашенная энергия отбросила джип вправо. Врезавшись в правый бордюр, машина тяжело опрокинулась через борт, ломая металлическое ограждение моста, и провалилась в черную пропасть…
«Вот и всё!» - проскочила, как искра, мысль, последняя за считанные мгновения страшного полета. Дальше был удар, была черная холодная вода с шумными воздушными пузырями, бензиновыми и масляными радужными разводами. Вечно текущая, равнодушная вода, в которой навсегда и бесследно растворились его сознание, неукротимые амбиции и неутоленное желание жить достойно.