Майский закат догорал за огромным больничным окном. В палате нас было четверо кардиологических : я, ещё двое таких же , назначенных на стентирование, и тридцатитрёхлетний Лёха из Брянска, дожидавшийся донорского сердца…
О том, что такое стентирование, меня просветили те самые двое соседей по палате - Валерий Петрович и Родион. Первый– пенсионер, бывший завуч школы. Второй - отлетавшийся пилот, «Сбитый лётчик», как он шутливо сам себя называл.
-Стент – это трубочка такая тонкая металлическая, как пружинка. Расширяет коронарный сосуд, приток крови к сердцу обеспечивает. Вводят в руку через катетер, и манипуляторами там всякими достигают сердца. Полчаса полежал на операционном столе, и свободен. Гуляй. Век высоких технологий. – компетентно объяснил мне все тонкости процедуры Сбитый лётчик. – Тебе сколько лет-то, Виктор?
-Сорок семь.
-Ну, какие наши годы – ещё оставим за спиной горы выпитых бутылок и толпы обманутых женщин…
Сосед Лёха грустно усмехнулся. Он самый молодой среди нас, но «долгожитель» палаты: до нашего поступления пробыл здесь в ожидании донорского сердца почти две недели. Страшный диагноз Лёхи в корне изменил приоритеты – на его фоне мы все трое казались себе симулянтами. Хотя как сказать: бывшему завучу будут ставить уже третий стент, два предыдущих барахлят, не обеспечивают сердечку тот самый необходимый приток.
Угораздило же меня загреметь в больничку аккурат в самую рабочую страду: аврал за авралом. Теперь клиенты сожрут. Впрочем, кому нужен адвокат, постоянно держащийся рукой за пламенный мотор, и хватающий ртом воздух. Уж лучше отлежу со своей стенокардией положенные десять дней – дворцы правосудия без меня не рухнут.
Тревоги в душе добавляли вести с соседних отделений. «Леталка» – витало в воздухе это страшное слово. Какой-то пятидесятипятилетний дядька умер во время операции по шунтированию.
А первые дни мы, трое «стеников», как шутя называли друг друга, подтрунивали над смертью в стиле гробовщика из «12 стульев» , мол, кто из нас лет этак через пятьдесят гикнется, кто преставится, а кто богу душу отдаст…
Но после таких грустных вестей с кадиологического фронта стало как-то не до шуток.
Май неистовствовал буйным цветением, пением птиц, великолепной погодой и неповторимо красивыми закатами. И мысли о чьей-то смерти казались дикими и нелепыми. Прогулки в близлежащем маленьком лесопарке как-то снимали все страхи и стрессы. Я и бывший завуч неспешно прогуливались под соснами.
-Меньше слушай нашего Сбитого лётчика – наставительно объяснял Валерий Петрович, вдыхая сосновый воздух – отлетались мы, все трое отлетались, раз стентирование назначили. Стенты точно так же забиваются, как сосуды. У меня их уже два стоит, знаю, что говорю. Так что диета, никаких пьянок, стрессов поменьше, и с дамочками поаккуратнее: мраморные они, не мраморные - наше дело сторона… Шучу, конечно. Но разгульный образ жизни с этими железяками противопоказан. В молодости-то кажется, что у нас две жизни, одна запасная. А вот как прозвенит звоночек, попадёшь в заведение вроде нашего, так сразу понимаешь - ни фига подобного. Жизнь у нас одна, и другой нет. Ту что есть всеми силами беречь надо. Что мрачный такой, грустно накануне операции?
- Да лезет в голову всякая фигня: а ну как неправильно поставят этот стент, да перекроет он кровоток и прочая. И вообще, как жить с этим железом в организме…
-Нормально поставят, не боись. И потом, что ты хотел, с твоей-то работой? Стрессы – они ни для кого бесследно не проходят. Рано или поздно приходит расплата. А как же Лёха – сердце своё посадил за тринадцать лет в литейном цеху. Вот кому надо бояться. У него всё серьёзнее и страшнее, чем у нас вместе взятых.
Не всё так плохо, посмотри на ситуацию с другой стороны. Знаешь, сколько стоит стентирование это? А пересадка сердца донорского Лёхе? Но нашло же государство наше деньги на проведение таких дорогущих операций , а мы всё скулим , ругаем его да критикуем…
К нам робко подошла Альма – местная немного пугливая, но очень добрая бездомная дворняга. Предусмотрительный Петрович достал из пакета пару сосисок и скормил несчастной:
- Она раньше совсем доверчивой была, пока какие-то уроды зимой прямо в морду хлопушкой не выпалили, медсестра рассказала – грустно пояснил пенсионер. – Любишь собак?
-Боготворю, если честно. Стану миллионером – создам приют для всех бездомных псин. Сердце выносит, когда вижу бездомных.
- Я сам такой же – одобрительно взглянул на меня Петрович. - Зачтется нам с тобой на том свете. Хотя и на этом хотелось бы задержаться. Особенно Лёхе нашему – не жил совсем, ни жены, ни детей… Старенькая - задумчиво посмотрел на собаку мой сопалатник. - Вот и я тоже. Так и не заметил на педагогических своих фронтах, как старость пришла. И жизнь уходит, как песок сквозь пальцы утекает. Восьмой десяток, а туда же, так хочется ещё поскрипеть, покоптить это небо. Зачем в мир этот пришёл? Не задумывался никогда над вопросом этим глобальным - в чём смысл жизни? Чего плечами пожимаешь? Изучали ведь философию в университетах наших. Я так думаю, что в самой жизни. В том, что здесь и сейчас: в этой весне, в этой природе вокруг, в этих закатах, что каждый вечер из окна наблюдаем. В том, что живы, наслаждаемся всем этим. Так что не грузись операцией этой, ты ещё молодой. Правильно сказал Родион - много лет с этой железякой проживёшь, и столько же проползаешь, только без излишеств.
Вот только как у Лёхи сложится...
Утренний обход решил судьбу всех троих «стеников»: операция завтра. И то слава богу: хватит, почти неделю тут ошиваемся с этими обследованиями.
Сперва коронарография – объяснил осведомлённый Родион.- Вводят в организм контрастное вещество , смотрят степень сужения сосудов. А после этого стент ставят. Из-за дороговизны этого вещества и операция такая дорогая, и очереди из-за этого ждали.
-Так ведь не из своего кармана оплачиваем – усмехнулся Петрович.
-Это да. В общем, послезавтра, всех нас, прооперированных, коленом под зад. Кроме Алексея – осторожно посмотрел в его сторону Сбитый лётчик…
Вечерело.
-Виктор, пойдём прогуляемся, Альму покормим – предложил погрустневший Лёха.
Дворняга простодушно ждала нас на том же месте, где и всегда, благодарно приняла угощение, долго лизала руки.
-Значит, послезавтра выписываемся? – неожиданно спросил Лёха.
-Как, и ты тоже? – удивился я.
-И я тоже.
-А как же пересадка?
-Не так это просто - вздохнул Лёха. - Я прямо спросил лечащего: что делать, если не дождусь донорского сердца?
-И что ответили?
-Езжай пока в свой Брянск. Как только будет материал для трансплантации – вызовем.
Сколько я ещё протяну со своим дряхлым мотором – непонятно, не говорят.
А для себя решил так: если не дождусь - значит, надо завершить все земные дела, набраться мужества , и встретить неизбежное. Я же один, никого у меня. Не так страшно будет уйти. Вот без всякой бравады – не очкую. Только знаешь, как-то хочется ещё хоть пару лет протянуть, чтобы ещё раз увидеть эту весну, это солнце. Правильно сказал наш Петрович, Счастье – это сей час. То что вот сейчас видим – Альма, небо, эти сосны. Слыхал, как ночью поют соловьи? Вы спите, а я не сплю, боюсь жизнь проспать – сколько мне осталось. Запутался совсем – то боюсь, то не боюсь.
-Да брось ты, Лёха, ты ещё всех нас переживёшь. Дождёшься ты нового сердца. Кардиология как далеко шагнула. Помнишь, читали: больной с пересаженным сердцем на много лет пережил своего кардиохирурга.
-Да? Знаешь, Виктор, так хочется надеяться. Так хочется пожить…
После прогулки каждый думал о своём. Залетевший в палату огромный весенний шмель произвёл фурор: долго гудел, жужжал, и не хотел вылетать наружу.
Майский закат догорал за огромным больничным окном. Мы молча смотрели на уходящее солнце. Говорить было не о чем. Давно были обсуждены все философские и кардиологические проблемы, рассказаны все анекдоты, переговорено обо всех женщинах земли.
Послезавтра выпишут всю палату, на смену нам придут другие. После несложных операций мы разъедемся по домам, и вскоре забудем друг друга, как случайные попутчики в купе. А Лёха уедет в далёкий Брянск – ждать донорского сердца.
Мы молча смотрели на уходящее солнце.
Питер, 19 июня 2016 г.
О том, что такое стентирование, меня просветили те самые двое соседей по палате - Валерий Петрович и Родион. Первый– пенсионер, бывший завуч школы. Второй - отлетавшийся пилот, «Сбитый лётчик», как он шутливо сам себя называл.
-Стент – это трубочка такая тонкая металлическая, как пружинка. Расширяет коронарный сосуд, приток крови к сердцу обеспечивает. Вводят в руку через катетер, и манипуляторами там всякими достигают сердца. Полчаса полежал на операционном столе, и свободен. Гуляй. Век высоких технологий. – компетентно объяснил мне все тонкости процедуры Сбитый лётчик. – Тебе сколько лет-то, Виктор?
-Сорок семь.
-Ну, какие наши годы – ещё оставим за спиной горы выпитых бутылок и толпы обманутых женщин…
Сосед Лёха грустно усмехнулся. Он самый молодой среди нас, но «долгожитель» палаты: до нашего поступления пробыл здесь в ожидании донорского сердца почти две недели. Страшный диагноз Лёхи в корне изменил приоритеты – на его фоне мы все трое казались себе симулянтами. Хотя как сказать: бывшему завучу будут ставить уже третий стент, два предыдущих барахлят, не обеспечивают сердечку тот самый необходимый приток.
Угораздило же меня загреметь в больничку аккурат в самую рабочую страду: аврал за авралом. Теперь клиенты сожрут. Впрочем, кому нужен адвокат, постоянно держащийся рукой за пламенный мотор, и хватающий ртом воздух. Уж лучше отлежу со своей стенокардией положенные десять дней – дворцы правосудия без меня не рухнут.
Тревоги в душе добавляли вести с соседних отделений. «Леталка» – витало в воздухе это страшное слово. Какой-то пятидесятипятилетний дядька умер во время операции по шунтированию.
А первые дни мы, трое «стеников», как шутя называли друг друга, подтрунивали над смертью в стиле гробовщика из «12 стульев» , мол, кто из нас лет этак через пятьдесят гикнется, кто преставится, а кто богу душу отдаст…
Но после таких грустных вестей с кадиологического фронта стало как-то не до шуток.
Май неистовствовал буйным цветением, пением птиц, великолепной погодой и неповторимо красивыми закатами. И мысли о чьей-то смерти казались дикими и нелепыми. Прогулки в близлежащем маленьком лесопарке как-то снимали все страхи и стрессы. Я и бывший завуч неспешно прогуливались под соснами.
-Меньше слушай нашего Сбитого лётчика – наставительно объяснял Валерий Петрович, вдыхая сосновый воздух – отлетались мы, все трое отлетались, раз стентирование назначили. Стенты точно так же забиваются, как сосуды. У меня их уже два стоит, знаю, что говорю. Так что диета, никаких пьянок, стрессов поменьше, и с дамочками поаккуратнее: мраморные они, не мраморные - наше дело сторона… Шучу, конечно. Но разгульный образ жизни с этими железяками противопоказан. В молодости-то кажется, что у нас две жизни, одна запасная. А вот как прозвенит звоночек, попадёшь в заведение вроде нашего, так сразу понимаешь - ни фига подобного. Жизнь у нас одна, и другой нет. Ту что есть всеми силами беречь надо. Что мрачный такой, грустно накануне операции?
- Да лезет в голову всякая фигня: а ну как неправильно поставят этот стент, да перекроет он кровоток и прочая. И вообще, как жить с этим железом в организме…
-Нормально поставят, не боись. И потом, что ты хотел, с твоей-то работой? Стрессы – они ни для кого бесследно не проходят. Рано или поздно приходит расплата. А как же Лёха – сердце своё посадил за тринадцать лет в литейном цеху. Вот кому надо бояться. У него всё серьёзнее и страшнее, чем у нас вместе взятых.
Не всё так плохо, посмотри на ситуацию с другой стороны. Знаешь, сколько стоит стентирование это? А пересадка сердца донорского Лёхе? Но нашло же государство наше деньги на проведение таких дорогущих операций , а мы всё скулим , ругаем его да критикуем…
К нам робко подошла Альма – местная немного пугливая, но очень добрая бездомная дворняга. Предусмотрительный Петрович достал из пакета пару сосисок и скормил несчастной:
- Она раньше совсем доверчивой была, пока какие-то уроды зимой прямо в морду хлопушкой не выпалили, медсестра рассказала – грустно пояснил пенсионер. – Любишь собак?
-Боготворю, если честно. Стану миллионером – создам приют для всех бездомных псин. Сердце выносит, когда вижу бездомных.
- Я сам такой же – одобрительно взглянул на меня Петрович. - Зачтется нам с тобой на том свете. Хотя и на этом хотелось бы задержаться. Особенно Лёхе нашему – не жил совсем, ни жены, ни детей… Старенькая - задумчиво посмотрел на собаку мой сопалатник. - Вот и я тоже. Так и не заметил на педагогических своих фронтах, как старость пришла. И жизнь уходит, как песок сквозь пальцы утекает. Восьмой десяток, а туда же, так хочется ещё поскрипеть, покоптить это небо. Зачем в мир этот пришёл? Не задумывался никогда над вопросом этим глобальным - в чём смысл жизни? Чего плечами пожимаешь? Изучали ведь философию в университетах наших. Я так думаю, что в самой жизни. В том, что здесь и сейчас: в этой весне, в этой природе вокруг, в этих закатах, что каждый вечер из окна наблюдаем. В том, что живы, наслаждаемся всем этим. Так что не грузись операцией этой, ты ещё молодой. Правильно сказал Родион - много лет с этой железякой проживёшь, и столько же проползаешь, только без излишеств.
Вот только как у Лёхи сложится...
Утренний обход решил судьбу всех троих «стеников»: операция завтра. И то слава богу: хватит, почти неделю тут ошиваемся с этими обследованиями.
Сперва коронарография – объяснил осведомлённый Родион.- Вводят в организм контрастное вещество , смотрят степень сужения сосудов. А после этого стент ставят. Из-за дороговизны этого вещества и операция такая дорогая, и очереди из-за этого ждали.
-Так ведь не из своего кармана оплачиваем – усмехнулся Петрович.
-Это да. В общем, послезавтра, всех нас, прооперированных, коленом под зад. Кроме Алексея – осторожно посмотрел в его сторону Сбитый лётчик…
Вечерело.
-Виктор, пойдём прогуляемся, Альму покормим – предложил погрустневший Лёха.
Дворняга простодушно ждала нас на том же месте, где и всегда, благодарно приняла угощение, долго лизала руки.
-Значит, послезавтра выписываемся? – неожиданно спросил Лёха.
-Как, и ты тоже? – удивился я.
-И я тоже.
-А как же пересадка?
-Не так это просто - вздохнул Лёха. - Я прямо спросил лечащего: что делать, если не дождусь донорского сердца?
-И что ответили?
-Езжай пока в свой Брянск. Как только будет материал для трансплантации – вызовем.
Сколько я ещё протяну со своим дряхлым мотором – непонятно, не говорят.
А для себя решил так: если не дождусь - значит, надо завершить все земные дела, набраться мужества , и встретить неизбежное. Я же один, никого у меня. Не так страшно будет уйти. Вот без всякой бравады – не очкую. Только знаешь, как-то хочется ещё хоть пару лет протянуть, чтобы ещё раз увидеть эту весну, это солнце. Правильно сказал наш Петрович, Счастье – это сей час. То что вот сейчас видим – Альма, небо, эти сосны. Слыхал, как ночью поют соловьи? Вы спите, а я не сплю, боюсь жизнь проспать – сколько мне осталось. Запутался совсем – то боюсь, то не боюсь.
-Да брось ты, Лёха, ты ещё всех нас переживёшь. Дождёшься ты нового сердца. Кардиология как далеко шагнула. Помнишь, читали: больной с пересаженным сердцем на много лет пережил своего кардиохирурга.
-Да? Знаешь, Виктор, так хочется надеяться. Так хочется пожить…
После прогулки каждый думал о своём. Залетевший в палату огромный весенний шмель произвёл фурор: долго гудел, жужжал, и не хотел вылетать наружу.
Майский закат догорал за огромным больничным окном. Мы молча смотрели на уходящее солнце. Говорить было не о чем. Давно были обсуждены все философские и кардиологические проблемы, рассказаны все анекдоты, переговорено обо всех женщинах земли.
Послезавтра выпишут всю палату, на смену нам придут другие. После несложных операций мы разъедемся по домам, и вскоре забудем друг друга, как случайные попутчики в купе. А Лёха уедет в далёкий Брянск – ждать донорского сердца.
Мы молча смотрели на уходящее солнце.
Питер, 19 июня 2016 г.
Свежие комментарии