Вот только Любу не приглашали на вечерние прогулки, цветы дарили другим и парни не пытались её тайком поцеловать, эта сторона жизни обошла её стороной и так и осталась для неё непознанной тайной.

 

У Любы никого не было кроме деда, тот, не смотря на солидный возраст, обладал огромной энергией и бодростью, что в пору молодым позавидовать, а так же ужасным склочным и тяжёлым характером, местные предпочитали его избегать, так как общаться с ним было не возможно. Люба единственная, кто его терпела, деваться ей было некуда и она находила подход к его деспотичной натуре. Так и жили они особняком, вели огромное хозяйство, в труде проходили дни, Люба была молодой девушкой, как говорится, на выданье, но, не смотря на хорошее приданое, свататься к ней никто не спешил.

Она переживала, хоть виду и не показывала. Глядя на своё отражение, горько плакала, широкое лицо, на котором затерялись маленькие глазки, а рот как у лягушки, приземистая, плотная, создана явно для работы, а не для любви. Единственное что украшало её, так это густые тёмные кудри, только какой от них толк, коли остальное так подкачало. А само её имя, Любовь, было ей дано будто в насмешку. Когда по деревне прошёл слух, что Шурка - рябая выходит замуж, Люба начала понимать, наверное на неё не обращают внимания парни не из - за внешности, уж если горбатая, рябая и косолапая Шурка кому - то приглянулась... Только спустя годы, Люба поняла, отчего осталась одна, внешность у неё была самая обычная, просто никто не хотел связываться с её дедом и тем более родниться с ним.

Деда не стало когда Любе стукнуло тридцать лет а звание "старой девы," закрепилось за ней давно. Теперь она стала единственной хозяйкой добротного дома, большого огорода, а так же коровы, свиней и домашней птицы. Все диву давались, как она одна со всем этим управляется, а Любе и в радость был этот труд, не оставалось времени печалиться о своей участи. Но внезапно, один за другим стали появляться женихи. Но Люба понимала, что привлекает их не она сама, а дедово наследство. Может, если бы она была моложе, то, закрыв глаза, поверила бы, но сейчас глаза её были широко раскрыты и она видела корысть, движущую кандидатами в мужья.

Одиночество тяготило её, нет она не обладала тяжёлым характером своего деда, имелись и приятельницы, люди любили её за спокойный доброжелательный характер, но жила то она одна и не было рядом родного человека. И Люба всё чаще стала задумываться об усыновлении ребёнка. Долго думать не стала и поехала в приют, в первое же своё посещение она увидела мальчика лет пяти, болезненного худого и напуганного, узнав что тот недавно потерял семью, душа её сжалась от боли. Такое же одинокое сердце, как и она и здесь он не останется! В те времена с усыновлением было проще и вскоре маленький Павлуша переехал к Любе.

Запуганным и болезненным Пашка оставался недолго, как по волшебству все хвори ушли, Люба отпоила его парным молоком, отогрела нерастраченной материнской любовью. Ребёнка стало не узнать, носился он по округе с местной детворой, открывая всё новые и новые заповедные уголки края, ставшего ему родным. Рвался помогать Любе, хоть та и не заставляла его ничего делать, был благодарен ей за этот новый мир, открывшейся ему, а она целовала его в вихрастую макушку и тоже была благодарна, за всё.

Павлуша пошёл в первый класс, когда к одной Любиной приятельнице, приехали многочисленные родственники. Та постоянно бегала к Любе, то за табуреткой, то за тарелками, а потом пригласила её посидеть с ними, Люба согласилась заглянуть на минутку, а в итоге засиделась до ночи, пока за ней не прибежал соскучившийся Павлуша. В ту ночь она не могла уснуть, перед глазами стоял Аркадий, военный на пенсии, который так галантно ухаживал за ней весь вечер. Что - то трепетное зарождалось в груди, рвалось наружу, не давало спать. Она чувствовала его неподдельный интерес к ней, именно к ней, а не к её двору полному скотины.

Прогулки с Аркадием стали обычным делом, он бережно водил Любу по извилистым тропинкам, рвал для неё цветы и наконец она испытала сладость первого поцелуя. Люба ходила сама не своя от счастья, она не чувствовала себя больше старой девой, теперь она была женщина, желанная и прекрасная, с прямой спиной и танцующей походкой, с тёмными кудрями и накрашенными губами, которые помнили прикосновение колючих усов Аркадия.

Вечер приглушил краски осени, словно накинул на мир тёмную вуаль. Люба и Аркадий сидели на скамейке. На чёрном полотне неба зажигались серебристые искорки звёзд и воздух пропитался предчувствием чего -то, она ощущала это и ждала, сейчас он скажет главные слова... Аркадий несколько раз откашливался и наконец решился: "Любовь Петровна, вы и сами понимаете... , - он вновь откашлялся, - вы видите моё отношение к вам, в общем мы взрослые мужчина и женщина и я предлагаю вам узаконить наши отношения и жить вместе..." Люба улыбалась, слушая это сбивчатое предложение, скрытая тёмной вуалью вечера. А он продолжал: "Вот только, поймите меня правильно, мальчика вашего Пашу, лучше вернуть в приют, чужие дети нам ни к чему, своих ещё успеваем завести." Люба сидела как громом поражённая, словно внезапно кто - то окатил её колодезной водой: "Вы предлагаете мне сдать сына, чтобы быть с вами?" - ошарашенно произнесла она. "Ах бросьте, - забеспокоился Аркадий, - все же знают что он не сын вам, а потом появится свой родной..." "Прощайте, - перебила его Люба, - я сына на штаны в доме не поменяю." "Вы же потом жалеть будете, не рубите с плеча!"- кричал он ей вслед. Серебристые искорки звёзд казались размытыми белыми блюдцами, из - за слёз застилавших её глаза, но она твёрдо знала что жалеть не будет, что ж, старая дева, так старая дева, но не предательница.

взято вконтакте