Сергей Иванович, заведующий отделением городской больницы, перебирал листки амбулаторной карты.
Больной – Никишин Василий Николаевич, семидесяти четырех лет, поступил неделю назад в состоянии сильного истощения, с обострением заболевания почек и с сильнейшей депрессией.
От лечения в первые дни отказывался. Родственников в городе нет, больного никто не посещает. Препараты внутримышечно, струйно – все, вроде, правильно. Но вид больного при обходах доктору очень не нравился – по всему было видно, что Василий Николаевич для себя все решил...
«Состояние стабилизировали, закончим курс лечения – и на выписку» - Сергей пытался думать профессионально, но чувствовал, что профессионально в этом случае – бесчеловечно.
«Куда выписывать? В пустую квартиру, где он проживает один? Умирать?» Он боялся признаться себе в том, что больной внешне напоминает ему отца. И относится он к нему, как к отцу. Есть, наверное, общие черты во внешности у людей одного поколения.
«Мы ведь не только врачи, мы еще и люди! - решил заведующий отделением. – Надо переговорить с медицинской сестрой – Надей, она частенько задерживается у постели этого больного, только с ней одной он иногда беседует…»
- Василий Николаевич, опять Вы ничего не кушали! – Надя с укоризной смотрела на больного.
- Не хочется, доченька. Совсем не хочется, – глаза у больного, прежде ничего не выражающие, оживились. – Ты бы лучше открыла окошко, день сегодня замечательный, теплый.
- Нельзя, Василий Николаевич, заведующий будет сердиться.
- А ты прикрой дверь, он и не узнает. А когда будешь забирать капельницу, тогда и закроешь окно.
- Ну, ладно, – Надя прикрыла дверь и аккуратно, стараясь не шуметь, распахнула створку окна, отодвинула в сторону штору. – Так хорошо?
Больной согласно мигнул глазами – хорошо. Быстро справившись с системой, она отрегулировала поступление лекарства и, еще раз улыбнувшись больному, спросила:
- Вы мне еще расскажете о своей жене? Сейчас я обойду палаты и приду к Вам, хорошо?
- Приходи, Наденька. Я буду ждать, – на его худом, изможденном лице появилась тень улыбки.
Легкий ветер шевелил шторы, свежий воздух принес запахи зацветающих яблонь. А чистое голубое небо притягивало взгляд, манило, заставляя проваливаться в эту голубизну глубже, глубже. И верилось, что там, за этой голубизной есть еще что-то, кроме холодной пустоты космоса. То, что хранит наши мысли, чувства, воспоминания, и будет их хранить долго. Вечно...
В проеме окна мелькнула серая тень. Кошка! Увидев человека, скользнула за штору и притаилась.
- Выходи, проказница, – улыбнулся больной. – Никто тебя не обидит.
Словно поняв человеческую речь, кошка осторожно выглянула из-за шторы и вопросительно мяукнула.
- Мурка, – произнес человек. – Мурка, серенькая шкурка. Иди ко мне, ты моя первая и, пожалуй, единственная посетительница.
Кошка словно услышала знакомые слова от знакомого человека, которому всегда доверяла. Спрыгнув с подоконника на кровать, она потерлась о поросший щетиной подбородок больного и, унюхав теплую кашу с кусочками гуляша в тарелке на тумбочке, вновь взглянула и вопросительно мяукнула.
- Кушай, моя хорошая. Мне не хочется, а тебе – надо.
Он наблюдал, как незнакомая, но такая желанная гостья лакомится его обедом, и осознание того, что он еще может кого-то сделать хоть немного счастливей – грело душу.
Когда Надя вошла, чтобы избавить больного от капельницы, то с удивлением увидела, что рядом с ним, поверх одеяла примостилась кошка.
Обыкновенная полосатенькая мурлыка тревожно подняла голову, не зная - чего ожидать от нее, но ласковое поглаживание успокоило, и она вновь приникла головой к руке лежащего.
- Василий Николаевич! – громким шепотом произнесла Надя. – Нельзя! Зведующий…
Но глаза больного смотрели на нее с такой мольбой, что она уступила:
- Но только временно! – и, прикрыв дверь, присела рядом. – Расскажите, Василий Николаевич, что дальше было?
- Дальше? Потом я демобилизовался... – продолжил он рассказ, начатый накануне. – Тогда я твердо решил увезти Зиночку из столицы, к тому же она была не против.
Против были ее родители, отец ее был заместителем министра какого-то министерства и готовил дочери блестящее будущее. Но я поломал все его планы. Вот и переехали мы с моей Зиной в наш городок, этот самый.
Она так и не закончила консерваторию, но всю жизнь проработала преподавателем в нашей музыкальной школе. Детки родились – сын и дочь. Я из кожи вон лез, чтобы Зиночка не чувствовала себя обделенной рядом со мной. Работал как вол, обеспечивал семью, на руках ее носил...
Он помолчал, вспоминая счастливые годы.
- Да. Самое счастливое время – это когда дети еще маленькие… Решил выстроить особняк, чтобы и сын, и дочь, когда обзаведутся семьями, жили вместе с нами, чтобы места всем хватило, – продолжил он, поглаживая кошку. – Но у детей свои планы, и с нашими они никогда не совпадают...
Дочь вышла замуж и уехала с семьей в столицу. Сын переселился в квартиру, доставшуюся ему от моей мамы, и тоже женился. Остались мы с Зиночкой одни в огромном доме. А потом и вовсе я один остался. Без Зиночки… - губы его задрожали, но он сдержал себя. – Два года уже…
Взяв себя в руки, он продолжил:
- Вот тогда и пристал ко мне сын, мол - продай особняк, купим квартиру в областном городе и будем там жить вместе. Продал. Он теперь с женой живет в областном городе, а я…
Хорошо, хоть оставил мне старую квартиру. Когда звоню ему – трубку не берет ни он, ни его супруга. Внучок еще службу в армии не закончил. Дочь с семьей переехали за границу, почти не вспоминает обо мне. Вот так...
Знаешь, Наденька, больше всего меня терзает чувство вины перед Зиночкой. Ведь она могла быть счастливей без меня, если бы я не увез ее из столицы. Могла стать знаменитой на весь мир пианисткой, жить в роскоши, как думаешь?
Надя смахнула с глаз набежавшие слезы, и отрицательно затрясла головой:
- Ведь Вы ее любили, правда? И она Вас тоже? А женщине для счастья больше ничего не надо. Еще, чтобы дети были здоровы, и внуки… Вы бы все-таки позвонили, внуку...
- Далеко внучок, – вздохнул дед. – Тихоокеанский флот! Морской пехотинец – старшина второй статьи! – с видимой гордостью произнес он. – Скоро вернется, вот тогда…
Сергей Иванович, заведующий отделением городской больницы, выслушал рассказ Нади. Подумал, морща лоб и что-то решив для себя, сказал:
- Вот что, Надя. Я попрошу Вас взять на себя еще одну обязанность – ежедневные прогулки с больным. На инвалидной коляске, разумеется. А кошка? Пусть будет кошка. Только отмойте ее хорошенько.
*****
Легкий ветерок играл светлыми локонами Нади, когда она катила коляску по больничной аллее. Только что прошумела весенняя гроза, смывая мелкий мусор. Выглянувшее солнце просушило бетон дорожек.
В коляске сидел Василий Николаевич, держа на коленях Мурку. Он рассказывал Наде что-то смешное, она весело смеялась так, что ее звонкий голос был слышен даже в кабинете заведующего отделением.
Тот, улыбаясь, смотрел из окна своего кабинета. Кажется, дело пошло на лад...
В глубине аллеи показалась фигура высокого крепкого человека в черной военной форме. Он торопясь шагал в сторону больничного корпуса, но вдруг, бросив взгляд на Василия Николаевича и Надю, откинул в сторону баул и бегом кинулся к ним.
- Дед, дед! – он упал на колени перед коляской, с тревогой заглядывая в глаза. – Ты чего это, дед?
Кошка возмущенно поднялась с колен Василия Николаевича, но, разглядев нечто в глазах военного, уступила ему своего хозяина.
- Внучок! – задохнулся от радости тот и обхватил его голову, словно боясь потерять. – Ты же прямо с дороги! К родителям не заезжал? Они ж ждут!
- Родители? - глаза того зло сверкнули. - Ты мой родитель, дед! Ты – и больше никто! – Он с неподдельной любовью смотрел на деда. – Я здесь. Я тебя поставлю на ноги, ты еще у меня строевым пойдешь, солдат роты почетного караула! Помнишь, как ты меня учил ходить строевым? Вот теперь я тебя буду учить ходить.
- Я уже хожу понемногу, - Василий Николаевич успокаивался от пережитого волнения. – Надя мне помогает. И Мурка.
- Надя?
Военный поднялся, очень заинтересованно взглянул на нее, потом поправил черный берет и, щелкнув каблуками, вскинул кисть руки к виску:
- Разрешите представиться? Старшина второй статьи…
- Сашка, просто – Сашка, – засмеялся дед.
Кошка вновь влезла на колени к деду, они вдвоем, в прищур поглядывали на молодых людей.
«Хорошо, что есть на свете добрые люди, - думала кошка. - И хорошо, когда они собираются вместе».
Автор ТАГИР НУРМУХАМЕТОВ
Свежие комментарии