Человек так устроен, что ему, простите за вопиющий трюизм, все время чего-то не хватает. Подзабылись уже «Битва при хамоне» и «Страсти по пармезану», и даже недавняя «Потеря моэта», хоть и короткая, но душераздирающая, тоже ушла в прошлое. Но кое-что осталось, и это «кое-что» будет сопровождать все грядущие потребительские апокалипсисы: разговоры о том, что народ нынче пошел бездуховный, только о мамоне и думающий, помешанный на шмотках, еде и материальных благах.
Народ моего причем поколения, потому что молодежи на этот моэт плевать, у них осознанное потребление, ретриты и тик-ток, а родители наши помнят и чтут идеалы СССР. Вот и получается, что самые главные мещане – это мы, кому сейчас сорок-пятьдесят. В принципе, нам не привыкать, мы и так кругом виноваты и всем должны: и родителям, и детям. Мы, чье детство пришлось на поздний Союз, юность на дикие 90-е, а относительная сытость двухтысячных ушла на заботу о старших и младших, – поколение, разочаровавшее всех. Всем обязаны, всем недодали и вообще уроды какие-то. Так и живем.Но, знаете, как-то надоело.
Надоело выслушивать от малолеток, что у нас нет идеалов, что Союз мы развалили – и часовню тоже мы. Что ты, двадцатилетний оболтус, знаешь о жизни в СССР, кроме ностальгических воспоминаний деда о траве, которая тем зеленее, чем дальше в прошлом. Ты дискету-то в руках никогда не держал, куда тебе со знанием дела рассуждать о пионерии и комсомоле. Но ведь рассуждают!
Я когда такие рассуждения слышу, думаю: хорошо бы тебя, барбоса, засунуть на один день в середину 80-х. На один день, больше не надо.
В такой день, когда ты просыпаешься рано утром, открываешь холодильник – а там нет йогуртов. Да и холодильника, в общем, тоже нет, потому что он сломался, а мастер придет через неделю, а на новый – очередь. Такое, наверно, и представить сложно, да? Очередь на холодильники. Не чтобы бесплатно получить. Не чтобы выбрать нужную марку. А вот за свои деньги, которые для большинства были месячная зарплата, купить тот единственный, какой дадут. Так что лезь за окно, дорогой друг, доставай висящую в сетке пачку кефира, отрезай батон… что значит «ты не ешь такой хлеб»? Хлеб бывает трех видов: черный, белый и батон.
Нет, ну у тех, кто живет в больших городах, выбор, конечно, больше. Но не у тебя, потому что если тебе выпало в империи родиться, то жить ты будешь там, где скажут – то есть, с огромной долей вероятности, в той же самой дыре, куда занесло твоих родителей. И даже если ты поступишь в столичный вуз, это не даст тебе ровным счетом ничего, если тебя в эту самую столицу не «распределят».
Но вернемся к нашему счастливому советскому утру. Тебе очень повезет, детка, если мама успеет приготовить завтрак – потому что мама собирается на работу, а после работы в магазин, чтобы урвать… да, учи новый глагол, урвать курицу. Что значит «курицу для чего»? Курица, юноша, она для всего. Нет такого понятия «бульонная курица» или «цыплята для жарки», надо же различать книжную премудрость о вкусной и здоровой пище и реальную жизнь. Почему мама работает, хотя в семье трое детей? А потому. Разговариваешь много, собирайся и иди в школу, за опоздания по головке не погладят, тебе в комсомол вступать, иначе об институте можешь забыть. Ой, у тебя порвались кеды? Да, на физкультуру ты ходишь в кедах, потому что кроссовки достать на удалось. Еще одно новое понятие – «достать». Ты не можешь просто пойти в магазин и купить кроссовки. Обувь, одежду и предметы быта «достают». И кстати о достать: сходишь после обеда в мебельный, отметишься в очереди на стенку. Ради такого дела можешь пропустить секцию, если не отметиться, выкинут из очереди, и полированное строение, похожее на мавзолей, никогда не украсит пятнадцатиметровую «большую комнату», в которой на раскладном диване спят родители. В «маленькой» живешь ты и твои две сестры, и вашей семье повезло, потому что вы «разнополые» и вас поставили в очередь на квартиру.
Но когда нас обвиняют люди взрослые, немолодые, видевшие все это собственными глазами, я злюсь. «Вы думаете только о том, чтобы купить квартиру побольше, машину подороже, по курортам плачете – что же вы такие духовно убогие! – сокрушается старшее поколение. – Вот мы в свое время гитару брали, две банки тушенки, спали в палатке и были счастливы. И любовь у нас была бескорыстная, и в тесноте, да не в обиде…»
Ой ли? А как насчет того, чтобы выйти замуж за москвича, чтобы – см. выше – не распределили в Оймякон? Или родить второго, чтобы жилищные условия в соответствии с нормативами улучшить? Не вы ли «доставали» индийские джинсы, «искали ходы», чтобы урвать кухонный гарнитур и отправляли детей отмечаться в очереди на стенку эту клятую? Могли бы ведь и без стенки жить, но ведь не хотели!
А помните «мягкую мебель», диваны и кресла, накрытые «дивандеками», на которые нельзя было садиться «с ногами», потому что дивандеки эти помогла достать дальняя родственница, у которой есть знакомый товаровед? Кипы постельного белья в упаковке, которые покупались и складывались на верхнюю полку шкафа – просто чтобы были? Схватки за колготки помните? Подписные издания, десятки томов, которые никто не читал, но важно, чтобы книжный шкаф был заполнен престижным Драйзером, а не каким-нибудь Демьяном Бедным.
Вот и я помню. И знаете что? Никогда я не видела людей, помешанных на барахле больше, чем поколение наших родителей. Именно на барахле, потому что никакой практической пользы столовые сервизы и хрусталь, за который давились в очередях, не имели. Ими нельзя было пользоваться, их следовало дважды в год доставать из стенки, мыть и возвращать обратно. И разбитая чашка становилась драмой, хотя, казалось бы, какая тебе разница, сколько этих чашек стоит за стеклом, одиннадцать или двенадцать, они же никогда не будут использованы по прямому назначению. Нас приучали «ценить вещи»: осторожно ходить по паласу, чтобы не испачкать, не включать телевизор «без взрослых», чтобы не сломать, ставить букет в трехлитровую банку, потому что хрустальная ваза «для красоты», а не для цветов. И сказать «но ведь это всего лишь вещь» значило нарваться на драматический монолог о том, сколько всего родителям пришлось претерпеть за эту вещь, а ты неблагодарный урод, который не ценит.
Нет, были, конечно, люди, которым хватало комнаты в общаге, тушенки и изгиба гитары желтой. Но люди эти считались чудаками, маргиналами, неудачниками, связываться с которыми было «не о чем». Что он может достать в своей тайге, еловую шишку? А нужен немецкий сервиз на двенадцать персон. Не потому что посуды нет. Просто нужен. Это не обсуждается.
И вот теперь это поколение, давившееся в очередях за уродливыми хрустальными черепками, обвиняет нас в том, что мы сожалеем о хамоне, моэте и закрытых границах. Что у нас нет идеалов, а только стремление побольше заработать и побольше потребить. Что мы радуемся новой машине, а на родину нам плевать. Что мы не умеем быть счастливыми в общаге, под песню «Солнышко лесное». И вообще, не хотим это самое «солнышко» гундеть у костра, неумело терзая гитару и отдавая на корм комарам свое насквозь бездуховное тело.
Я все понимаю. Они просто хотели украсить свою жизнь. В стране, где выражение «жить красиво» имело отчетливо негативную коннотацию, где эпитет «дефицитный» по умолчанию был синонимом «желанного», по-другому, наверно, было невозможно. Невозможно без румынской стенки, финских сапог и богемского хрусталя. Или, вернее, возможно, но очень, очень плохо.
А нам, знаете, очень-очень плохо жить между молотом недовольной юности и упрямой, поразительно забывчивой наковальней столь же недовольной старости. Которые хором говорят: в СССР были важны не йогурты, а идеалы. И, кстати, я буду клубничный, а то ананасовый какой-то уж очень химический.
Не то что в Союзе, там все натуральное было.
Свежие комментарии