Было это в бытность службы в Прокуратуре СССР, куда меня перевели зональным* на закате перестройки.
Подразделение, в котором я теперь служил, насчитывало порядка двадцати человек, многие из которых работали еще при Руденко.
Вместе с нами на этаже располагался отдел по надзору за исполнением законов в местах лишения свободы. Работали в нем угрюмые пожилые дядьки, что объяснялось спецификой работы. За глаза их звали «обмороки», лексикон - сплошная феня*.
Как-то выходим с двумя нашими в общее фойе, усаживаемся в раритетные кресла, времен Берии, закуриваем и обсуждаем недавнее выступление академика Сахарова на очередном Съезде депутатов СССР по поводу ущемления прав народа.
Подходит, возвращающийся от начальства «обморок» с красной папкой* в руке, несколько минут слушает, а потом говорит, - болтуны вся эта интеллигенция. Настоящие борцы за справедливость есть только у нас, в зонах.
Хотя бы этот (демонстрирует папку). Взял и в знак протеста прибил себя гвоздями яйца к шконке. О чем написал Генеральному прокурору. А этот Сахаров прибьет? Молчите? То-то же (скрывается за дверью).
- М-да,- пускает вверх струйку один из наших. - Я бы так не смог. А ты? - поворачивает голову ко второму.
- Я вполне, - не задумываясь, отвечает тот. - Но только товарищу Горбачеву.
Проходит время, как-то возвращаемся в том же составе с обеда.
Вдруг из кабинета соседей с матами выбегает старший прокурор и исчезает в умывальнике напротив.
Когда выходит, интересуется, - в чем дело?
- Представляете (вытирает руки носовым платком). Сижу, читаю жалобу очередного сидельца. Всю жизнь по тюрьмам да ссылкам, как Ленин. И пишет, сука, так душевно. Дохожу до последнего листа, а там обрисован здоровенный член. Под ним приписка: «К сему прикладываю свою ялду. С дружеским приветом».
- Га-га-га! - корчимся мы от смеха. - И как такое лагерная цензура проглядела?
- Щас пойду разбираться, - бурчит коллега - Всем устрою легкий крик на лужайке.
А еще в смежном с нами кабинете сидел «расстрельный прокурор». Звали его Валера. Этот средних лет, худощавый человек, ходил всегда в черном костюме с таким же галстуком и белой накрахмаленной рубашке. Чем-то напоминая сотрудника похоронного бюро.
Относился он к уголовно-судебному отделу, но замыкался лично на Генерального прокурора - в то время Действительного государственного советника Александра Михайловича Рекункова. Фронтовика и большой души человека.
По действовавшему тогда законодательству, помиловать приговоренных к высшей мере наказания осужденных, могла только специальная комиссия Президиума Верховного Совета СССР.
Но это не так. Решение, казнить или миловать, принимал Генеральный прокурор, после поступления оттуда уголовного дела и изучения его Валерой. Он составлял заключение и докладывал дело «тет а тет».
Затем документ подписывался Рекунковым и, все направлялось в Комиссию.
Ну а та «кукарекала», как надо.
Одним разом следуем от парторга, которому платили взносы. У окна холла, глядя вдаль, дымит беломориной Валера.
- Как дела, - спрашиваем?
- Ничего (оборачивается), помаленьку.- Только что от Рекса*, отказали в помиловании каннибалу.
- И что, много народу съел?
- Да не особо. Но он гад, еще и мясо продавал начальству. На шашлыки, под видом горного барашка.
- А когда и где орудовал?
Валера называет.
Один из наших бледнеет, и, зажав ладонью рот, галопирует к туалету.
- Ты чего? - спрашиваем, когда возвращается.
- Я в это время (сипит) был там месяц в командировке. И местные коллеги пару раз угощали шашлыком из горного барашка…
Прошло время, «обмороков» стало больше, как и сидельцев. А вот расстрельных прокуроров больше нет. У нас нынче демократия.
Примечания:
зональный - прокурор, курирующий нижестоящие прокуратуры;
феня - блатной жаргон;
красная папка - обложка для жалоб «особого контроля»
Рекс - прозвище Рекункова.
Свежие комментарии